Автор не утверждает, что такое когда-либо происходило.
Автор не утверждает и обратного - такое вполне могло произойти.
Автор утверждает, что не хочет, чтобы такое происходило - ни в прошлом, ни в будущем.
(Автор доводит до сведения читателей, что идею создания данного произведения он делит со своим коллегой и другом Энвером Мансуровым, а также выражает благодарность Эльчину Исакову за помощь в сборе материала)

ВМЕСТО ПРОЛОГА

- Шестой, я первый, что у вас?
- Слышу, первый, я шестой, пока ничего.
- Второй, третий, отвечайте, я первый. Объекту пора появиться.
- Первый, я второй. Объекта пока нет.
Несмотря на синоптиков и их предсказания, лето десантировалось в Москву где-то в середине мая и под руководством самой высокотемпературной планеты в системе имени ее же прогрело в течение десяти-двенадцати дней абсолютно все, что не возбраняет подвергать подобному процессу известная всем, - так, во всяком случае, все склонны считать, - наука под названием физика.
Солнце палило и плавило массу субстанций, полярными точками которых можно было бы условно определить, к примеру, асфальт, - там, где он был, разумеется, - и, тоже к примеру, мозги - у тех у кого они были, естественно.
- Третий, приглядывай за четвертым, он новичок.
- Слышу, первый, я четвертый, в опеке не нуждаюсь.
- Первый лучше знает, кто в чем нуждается.
- Ну-ну, разговорчики в эфире!
В районе Мясницкой улицы и окрест ее должны были появиться преступники. На асфальте, понятное дело. Поскольку он был здесь практически везде. Для борьбы с преступниками и их последующего обезвреживания были задействованы очень неплохие мозги - вместе с носителями, конечно.
И то, и другое подвергалось температурному воздействию. С прямо противоположным эффектом. Асфальт шевелился тем больше, чем больше плавился, мозги - с точностью до наоборот: чем больше плавились, тем меньше шевелились.
- Первый, я третий. Вижу отца мальчика.
- Первый, я шестой. Микроавтобус подъехал. Объект вышел.
Тот, которого назвали отцом ребенка, подъехал на Мясницкую на собственном "мерседесе". Припарковался возле магазина "Чай". Вышел с портфелем типа "дипломат" и тут же стал беспокойно озираться. Затем перебежал дорогу и остановился, беспрестанно глядя в сторону главпочтамта.
- Я первый, всем - готовность номер один.
У главпочтамта трое рабочих в униформах разгружали фургон с посылками. Неподалеку, за своим лотком, стоял продавец мороженого в большом, расписанном многочисленными названиями его товара фартуке. Вдоль боковой стены почтамта выстроился длиннющий лоток с книгами, продавцов тут было сразу двое. У тротуара, почти рядом с ними, толстый мужчина в очках, пыхтя и потея, менял колесо своей "Волги". К нему подошла нищенка с торбой, попросила милостыню, он ворчливо отмахнулся.
Прямо впритык к "Волге" стоял "Москвич". Водитель был на месте, в майке и темных очках - спал, уронив голову на грудь.
- Первый, я шестой. Объект идет к месту встречи.
Речь шла о мужчине, вышедшем из микроавтобуса. Последний въехал в Костянский переулок только что, обогнул стандартный, металлический мусорный бак и остановился метров за десять до перпендикулярного переулку Сретенского бульвара. Мужчина - он весь был в белом, от кроссовок до легкого кепи на липучке, - повернул по бульвару налево и направился к Мясницкой, для этого ему нужно было миновать высотное здание "ЛУКойла" и перейти по диагонали дорогу.
В вышеупомянутом мусорном баке копались два бомжа, в соответствии со своим статусом - небритых и неопрятных. Когда подъехал микроавтобус, один из них взглянул на него с усталой завистью. А другой проводил взглядом мужчину, появившегося из него, - видимо, он когда-то мечтал быть точно таким же с головы до ног белым. В смысле одежды.
Оба бомжа буквально обливались потом. Во-первых, они трудились, исследуя этот бак, уже давно. Во-вторых, были одеты не по погоде. Что и понятно - бомжи, по определению, вынуждены носить все свое с собой. И на себе.
Поэтому они решили отойти на противоположный тротуар. В тень, отдохнуть.
Из микроавтобуса, стекла которого были затемнены с внешней стороны, за передвижением бомжей проследил небритый, со шрамом на лбу, мужчина.
Напротив мужчины сидел мальчик лет семи. В светлых, легких джинсиках и ковбойке навыпуск.
Он сидел молча, опустив голову, и старался не шевелиться.
Ему не нравилось так сидеть.
Но ему это было велено. Строго-настрого. Чужим и очень противным дядей, который сидел напротив.
- Первый, я девятый. Объект вышел на Мясницкую.
- Всем, я первый. Повторяю. Готовность номер один.
Снайперов было четверо: на крыше административного здания нефтяной компании "ЛУКойл", на крыше противоположного, - через бульвар, - жилого дома, на верхнем этаже здания, примыкающего к магазину "Чай", и на чердаке главпочтамта.
У трех из них были "персональные" объекты. И все три объекта сейчас находились в центре прицела - вычерченного в оптическом устройстве обычного круга с небольшой буквой "т" на нижней оконечности. Объектами были - микроавтобус, якобы спящий водитель "Москвича" и мужчина в белом - прицел перемещался вместе с ним.
Четвертый снайпер персонального объекта не имел и должен был действовать по необходимости.
- Первый, я третий. Объект проходит почтамт.
Углядел мужчину в белом и беспокойный владелец "дипломата". Сделал было движение ему навстречу, но сдержал себя - вспомнил, видимо, данные ему инструкции.
Все дальнейшее произошло достаточно быстро и заняло не более минуты времени. Когда мужчина в белом прошел отрезок тротуара, параллельный входу в главпочтамт, один из продавцов книг покинул свое место и направился за ним.
- Первый, четвертый пошел за объектом.
- Четвертый, я первый, немедленно вернись!
Продавец нерешительно остановился. Обернулся назад, затоптался странно.
Все это мгновенно усек "спящий" в "Москвиче". Стал быстро набирать по мобильнику номер, продолжая, впрочем, находиться под снайперским прицелом. Из тех, кто находился поблизости, поведение водителя "Москвича" заметил только мороженщик, сунул руку в лоток.
- Первый, объект у цели.
Мужчина в белом подошел к мужчине с "дипломатом", что-то сказал. Тот молча протянул ему портфель.
- Первый, я шестой, "Москвич" нас срисовал, звонит по телефону, - быстро сказал мороженщик и, заметив, что водитель уже произнес пару слов по телефону, приказа дожидаться не стал, выхватил из лотка руку с пистолетом и, не целясь, навскидку, выстрелил - водитель стал валиться набок.
- Черт, приступить к захвату!
Все сорвались со своих мест одновременно - рабочие в униформах, продавцы книг и мороженого, - это на Мясницкой, - и два бомжа - это уже в Костянском переулке.
Мужчина в белом сориентировался мгновенно - бросил в одного из набегающих "дипломат", прыгнул на асфальт, перекатился, - снайпер не успел за ним, - и, пригибаясь, ловко лавируя среди потока машин, устремился к чайному магазину. Один из "рабочих" почти догнал его, но нищенка, успевшая переместиться за это время на противоположный тротуар, с невероятной прытью прыгнула к нему, сделала подсечку, одновременно выхватив из торбы оружие и выстрелила в него, уже в падающего. Она успела бы выстрелить и в следующего из преследователей, но тут ее взял в прицел и дважды достал снайпер - первая пуля вошла ей в щеку, рядом с носом, запрокинув ей голову, а вторая - в шею.
Мужчина в белом чуть было не ушел. Он перегородил дорогу одной из машин с женщиной за рулем, рванул переднюю дверцу, выдернул из салона хозяйку, но когда садился на ее место, с заднего сиденья на него прыгнул не замеченный им бульдог чистокровной английской породы, а тут и люди подоспели.
Бомжи, в свою очередь, добрались до микроавтобуса в несколько прыжков, но он рванул с места раньше, поехал прямо на них, они отпрянули, но один успел уцепиться за ручку двери, его протащило пару десятков метров, но, поняв, что он неминуемо врубится в одну из припаркованных по дороге машин, он отпустил руку сам.
А на следующем углу из микроавтобуса на полном ходу выбросили маленькое, уже безжизненное тело в джинсах и ковбойке.
По Мясницкой метался мужчина, приехавший на "мерседесе", и кричал на всех, кто оказывался в его поле зрения:
- Это вы убили моего мальчика! Я вам доверился, а вы убили его! Будьте вы прокляты!
Это случилось в один из самых знойных дней прошлогоднего московского лета.

СПУСТЯ ДЕСЯТЬ МЕСЯЦЕВ
ЧЕРДАК ЖИЛОГО ДОМА В ЦЕНТРЕ МОСКВЫ

Телевизор был настолько старенький, что более заслуживал звания раритета, нежели заурядного электронного устройства - во всяком случае, к первому он был гораздо ближе, чем ко второму.
Но исправно показывал. И вполне позволял разглядеть и услышать двух собеседников на экране - известного всей стране телеведущего и его визави с двумя вышитыми звездами на адмиральских погонах.
Прочитывалась даже надпись в правом нижнем углу кадра - согласно ей, передача шла в прямом эфире.
- Женщины - это наш уют, наш покой, наш, если можно так выразиться, надежный тыл, - говорил вице-адмирал. - Именно они вдохновляют нас на подвиги:
- Стоп, стоп, стоп. Извините, прерву. - Ведущий был из тех, кто стремился обострить самый тривиальный разговор, это было составной частью его имиджа. - Вы это говорите сегодня, накануне Международного женского дня, потому, что именно этого от вас и ждут, господин адмирал, а вот как быть с некоторыми вашими профессиональными примочками?
- Примочками? - растерялся адмирал. - Какими примочками?
- Обыкновенными. Дискредитирующими тех самых женщин, о которых вы так патетически сейчас говорили. Ну, например. - Ведущий сделал вид, что подыскивал пример, хотя, как всегда, продумал все узловые точки беседы загодя. - Вот "Женщина на корабле - к беде", - процитировал он. - Это ваше профессиональное убеждение или просто поверье?
Телевизор стоял в углу чердака большого многоквартирного дома в центре Москвы. Крошечная часть огромного захламленного пространства была расчищена и приспособлена под некое подобие жилья - диван, пара кресел, журнальный столик, телевизор, электроплитка, минимум посуды.
Самовольным квартиросъемщиком, - и в данный момент зрителем телепередачи, - был бомж, мужчина трудно определяемого возраста, с лишенными национальных признаков чертами лица, заросший щетиной и не совсем трезвый. Он сидел в кресле, левую ножку которого заменял деревянный брусок, поперечно вдвинутый в небольшую щель в боковой стене чердака, смотрел на экран и думал о своем.
Шаги в противоположном конце чердака он услышал и узнал одновременно, потому и не обеспокоился.
- Привет, Гудрон, - сказал гость.
- Здравствуй, Тарзан, - откликнулся бомж.
Гость был помоложе и покрепче, но такой же помятый и небритый. Он молча выложил на столик бутылку водки, пару огурцов и одно яблоко.
- Обогател? - поинтересовался хозяин чердака.
- Да так. Помог одному хмырю мебель разгрузить. - Гость осторожно уселся во второе кресло, оно и вовсе было лишено ножек, держалось на двух кирпичных пирамидах. - О чем треплются? - Это уже относилось к телепередаче.
- А я и не слушал. Я думал. Сказать, о чем?
- Скажи, брательник. А потом выпьем.
- Я сегодня выяснил, что мы с ним ровесники. Год в год.
- С кем?
- С телевизором. Там пластина есть сзади, год выпуска указан.
- Ну и? - Гость откупорил бутылку, разлил водку по стаканам. - И подумал о том, что нас не только возраст объединяет. В сущности, что есть телевизор? Телесная оболочка и кое-какие провода и лампы, обеспечивающие необходимую жизнедеятельность. А что есть я? Абсолютно то же самое, разве не так?
Гость рассмеялся.
- Пока не выпью - не въеду. - Он протянул собеседнику стакан.- Но понимаю, что для тоста не годится. Давай лучше за женщин, Гудрон, у них завтра праздник.
- Давай, - легко согласился бомж, потянулся за стаканом и тут же потерял равновесие, чуть не упал, удержался в последний момент - это брусок выскользнул из щели и лишил кресло левой опоры. - Тьфу, опять двадцать пять.
Он сполз на колени, стал искать брусок, закатившийся куда-то.
- Помочь?
- Да нет. Нашел. - Глаза у бомжа оказались на уровне щели, и, прежде чем сунуть брусок на место, он невольно заглянул в нее. - А вот, кстати, и женщина, - сказал он.
И застыл. В самой неудобной позе, которую только можно для человека придумать.
Тот, кого он назвал Тарзаном, снова засмеялся.
- Она что - голая? - Он продолжал держать в руках оба стакана.
Бомж не ответил. Не шелохнулся даже.
Гость с недоумением отставил стаканы на столик.
В телевизоре ведущий продолжал наседать на своего собеседника.
Адмирал неумело отбрыкивался, но по его виду было ясно, что он с удовольствием взял бы в руки кортик.
Хозяин чердака наконец-то откинулся от стены. Но как-то странно, очень медленно, забыв про брусок, про гостя, оставшись сидеть на полу и уставясь в пространство невидящим взглядом.
Гость среагировал на это с неадекватным проворством - почти прыгнул на пол, прильнул глазом к щели. Успел увидеть три пары ног, женскую - в обуви синего цвета, на деревянной платформе, - и две мужских - в лакированных ботинках и кроссовках. Все три пары ног заходили в это время в лифт с лестничной площадки последнего этажа. Прозвучала пара глухих реплик, дверь лифта закрылась.
Тарзан обернулся к бомжу.
Тот был хмур, бледен и абсолютно трезв.
- Что случилось? - с неосознанной тревогой спросил гость.
- Я их разговор услышал, - сказал бомж.
- Не на нашем, вроде, говорили, - сказал гость.
- На нашем, - сказал бомж. - На моем, - уточнил он. И добавил. - Беда.
Спустя пару минут Тарзан уже метался вокруг дома - на улице, во дворе, на автостоянке, расспрашивал старушек на лавочках, доминошников в беседке, детей, гоняющих мяч, прохожих.
И искомого не получил.
И тогда, запыхавшийся, сам плюхнулся на лавочку, вытащил мобильник, включил и, пока тот загружался, нетерпеливо теребил его:
- Давай, родимый, загружайся, давай, ну! - Дождался, набрал номер. И столь же нетерпеливо ждал, пока откликнутся.
- Ершов, - сказал, наконец, голос.
- Агент Ерофей. - представился Тарзан. - Товарищ капитан:
- Ты что, сбрендил?! - накинулись на него. - По мобильному?!
Ты что, пра:
- Товарищ капитан!!! - заорал Тарзан, перепугав всех в радиусе ста метров, но главным для него сейчас было добиться внимания, любой ценой. И, добившись, он выдохнул в трубку, уже негромко. - Ситуация "один - один", товарищ капитан. Форс-мажор.
(Продолжение следует)