(Продолжение. Начало см. "Зеркало" от 28 октября и 4 ноября 2006 г.)

ТЕЛЕКОМПАНИЯ

Примерно в тот момент, когда Стычкин вбегал в кассы вокзала, Егор Караваев, один из самых популярных телерепортеров компании, дослушал, - с раскрытым ртом, несмотря на свой уже немалый опыт, - то, что ему коротко изложил телеведущий.
- Улет, - сказал он. - И об этом знаем только мы?
- Только. Понимаешь, если даже ничего не случится, одно то, что мы снимали этот поезд и...
- Да что ты мне объясняешь! - Егор уже горел от нетерпения. - Я знаю, как ехать, мы их достанем минут через пятнадцать. Давай ПВС (передвижная видеосистема).
- Уже внизу, - быстро сказал ведущий. - На заднем дворе.
- Отлично. - Егор сдернул с вешалки куртку. - Группа?
- Уже внутри. Лучший водитель, оператор...
- Вадик?
- ...Да. И... - ведущий сделал паузу, вполне, как всегда, обдуманную - в данном случае для того, чтобы самортизировать реакцию.
- И? - Егор уже понял.
- ...И твоя благоверная. - Ведущий принял скорбный вид. Егор застонал:
- Только не это.
- В том-то и дело, что только это. - Его собеседник был само сочувствие. - Нет людей, все на репортажах, Восьмое марта, сам понимаешь.
- Я пупею, - сообщил Егор.
- Мысленно вместе, - пообещал ведущий. - Я буду в аппаратной. Давай, Гоша, ни пуха.
Спустя пару минут Егор уже влезал в серебристого цвета микроавтобус "Фольксваген", оборудованный под ПВС.
- Всем привет.
Ему нестройно ответили: водитель, оператор с камерой на коленях и молодая женщина, красивая с бледным, строгим лицом.
Егор сел напротив нее, постарался улыбнуться.
- С наступающим, Наташа, - сказал он.
- Спасибо, - сухо ответила она, - с недавних пор уже бывшая, - жена.

ПОЕЗД

Ну вот, мы уже внутри. Теперь сделать лицо - относительно молодой человек, без багажа, но с цветами, встречает кого-то, надо полагать; а почему не купить в аэропорту, да потому, что там дороже раза в полтора, а молодой человек из экономных, с виду весь из себя беспечный, улыбчивый, контактный донельзя, но прижимистый, так бывает. А кто это? Сразу две, обе стройненькие, в одинаковых униформах, вокзальная служба какая-то, идут в первый вагон, пристроимся-ка за ними, ножки у обеих очень даже ничего, вот мы якобы на эти ножки и смотрим, а сами зыркаем по сторонам, нужную обувку высматриваем, цветы, конечно, нужно бы деть куда-то, но пока рано - пусть все увидят, что он с цветами и охоч на женские ножки, нужно добиться определенного стереотипа восприятия. Так, уже и второй вагон заканчивается, а эти в униформах все идут, может, это машинист и помощник, а поезд пока идет на автопилоте, до чего же техника дошла - шутка.
Сколько же видов обуви существует на свете, мозгами можно двинуться. Особенно у женщин, три вагона почти уже обсмотрел, ни одной одинаковой пары. Стоп. Вот они, на платформе. Но выше скорее голубые, чем синие. Даже светло-голубые. Женщина, как женщина, не молодая - не старая, левая рука в сумке, но этот жест знакомый, они кошелек так берегут, предпочитают осязать. А туфли голубые. Откуда они там взяли, что синие, агентурное сообщение, небось, откуда же агент за ней наблюдал, если только обувь заметил - из соседней кабинки туалета, наверное, - ладно, разберемся, эти в униформах дошли до самого конца, до начала, вернее, дальше только машинист, а это кто разговаривает с ними, вежливый, встал даже, до этого сидел смирно в первом ряду, а что это у тебя, мил человек, топорщится под пиджаком, случаем не ПМ ли, это игрушка такая, взрослые дяди ее очень любят, а с этим конкретным дядей все ясно, он безопасен, более того - даже пригодиться может в случае чего.
А эти, в униформах, пошли обратным маршрутом. Ясное дело, этот сидит впереди, а они пойдут в последний вагон, будут бдить там, среди детей. Ну что ж, пора потревожить старлея Дроздецкую.
Стычкин пошел в тамбур.

ЦОСС И ПОЕЗД

Дроздецкая - миловидная молодая женщина, с родинкой на правой щеке - уже сидела в техническом помещении, за специальным столиком, предназначенным и оборудованным для переговорщиков.
Запищало и замигало одновременно. Дроздецкая нажала две кнопки - селекторной и магнитофонной записи, нагнулась к микрофону.
Генерал, его одутловатый заместитель и капитан Ершов уже стояли рядом.
- Привет, Саша, - сказала Дроздецкая, невольно улыбнулась, они давно не общались.
- Дашка! - заорал Стычкин. - Это снова я!
Он стоял в тамбуре, держа телефон в той же руке, что и цветы.
- Слушай, несколько магазинов обошел. - Его голос разносился по всему техническому помещению. - Лакированных под твою сумку нет, напрочь. Я решил тогда купить тебе кроссовки, ну под белые джинсы твои, но твоего размера нет. Белых нет, в смысле, другого цвета полно.
- Мужчин в лакированной обуви и белых кроссовках в поезде нет, - сказала Даша.
- Тогда я стал искать синие, какие ты видела на Наде. Но нашел только голубые, даже светло-голубые, но в остальном точно такие же, как Надины. Я попросил отложить, хочешь, завтра вместе зайдем, это прямо под моим офисом, в первом магазине слева.
- В первом вагоне едет женщина в обуви на платформе. Но светло-голубого цвета. Он просит уточнить у источника цвет.
- Ну вот. Я тете Паше цветы купил, гвоздики, пять штук. Кстати, я только что этого встретил, забыл имя, ну помнишь, мы у Коли гуляли на дне рождения, он, по-моему, где-то служит, грузы какие-то сопровождает, не помнишь? Ну ты даешь, мы же в его машине обратно ехали, он напился, я предложил сесть за руль, а он попросил меня права показать, вспомнила? Ну! Коля говорил, у него неплохие связи, может пригодиться. Ну все, пока, буду звонить.
Даша отключила кнопки, "перевела":
- Предположительно в составе находится сотрудник службы безопасности вокзала. Если это так, Стычкин просит, чтоб ему позвонили и предписали в случае чего оказать содействие. Стычкина он опознает по букету из пяти гвоздик, кроме того, Саша уронит возле него водительские права.
Генерал кивнул, взглянул на Ершова, тот побежал выполнять.
- Бомжа привезли? - спросил генерал.
- Уже подъезжают, - ответили ему. - Будут минут через пять.
- Что в Домодедово?
- Работаем.
- Юрий Александрович. - Одутловатый со значением посмотрел на генерала.
- Да, Иван Степанович.
Заместитель понизил голос:
- Позвоните в Совбез, Юрий Александрович. Это и по инструкции положено, да и...
- ... Да и не мешало бы разделить ответственность, - закончил генерал. - Так? Одутловатый помялся, но подтвердил:
- Так, товарищ генерал.
- Пойду звонить, - сказал генерал; сделав несколько шагов, обернулся. - -Поскольку по инструкции положено.

ПОЕЗД

Теперь требуется показаться. Этому - секьюрити вокзальному. Для этого надо опять пойти в противоположный конец вагона, но он, Стычкин, только что оттуда, нужен повод, вагон - не бульвар, чтоб слоняться туда-сюда.
А вот и повод. Да не простой, на колесиках аж. Очередное торжество российского сервиса - тележка, напичканная газетами и журналами. Продавщица круглая, колобок такой, - или такая? - в фирменной куртке, логотип на спине, пропустим ее в вагон, даже дверь перед ней откроем, вот какие мы воспитанные, а вы, небось, думали, что только хулиганье в тамбуре обитает?
Оп. Секьюрити говорит по мобильному - спина напряглась, закивал часто-часто, как японец, затылок прям ходуном ходит - кто же так топорно работает, коллега? Осталось только, чтобы он поискал его, Стычкина, взглядом. Нет, не сподобился, спасибо и на этом, низкий тебе поклон, хлеб тебе да соль. Что ж ты так медленно ползешь - колобок с логотипом? Ну да, понятное дело, российский читатель - самый читающий в мире.
А пока произведем-ка простейшую операцию: переместим водительские права к финансовым средствам. Из одного кармана в другой.
Наконец-то. Можно идти.
Стычкин догнал тележку как раз в тот момент, когда она поравнялась с сотрудником службы безопасности, протиснулся кое-как между ними, полез в карман за деньгами, и спустя мгновение на пол вагона шмякнулся пластиковый четырехугольник.
- Мне газету "Газета". - Стычкин улыбнулся окружающим: надо же такое название придумать.
- Вы что-то уронили, гражданин.
Молодец секьюрити, зря кое-кто на него грешил, очень естественным тоном сказал, неприязненным, - ходят, мол, тут всякие, роняют на пол признаки благосостояния.
- Спасибо вам, - Стычкин нагнулся, они на мгновение встретились глазами и снова разбежались.
Теперь надо сесть так, чтобы контролировать эту - на платформах с голубым. Рука до сих пор в сумке. Глаза вроде прикрыла, подремывает, что ли? Хороша террористка, сон дурной приснится, ручонка в сумке дернется - и где мы все, горемычные, окажемся?
Делать нечего, на текущий момент других кандидаток нет. Сядем на ряд позади и сбоку. Заодно и от цветов для мифической тети Паши избавимся - полки для этого существуют.
Так. А кто у нас по соседству окажется?
О, Боже. Нет, он ее, конечно, заметил, периферийным зрением, но приглядывался-то в основном к обуви, может доложить с закрытыми глазами - розовые туфли с короткой союзкой и золотистой фальшь-пряжкой, на низком широком каблуке.
Глаза - очень большие, очень голубые и очень-очень доверчивые. Сколько ей может быть лет? От двадцати до двадцати с половиной - шутка.
- С наступающим вас.
Кивнула. Доброжелательно так. Улыбнулась. Стычкин задержал руку с цветами на уровне полки.
- Как вы думете, они тут не помнутся?
Еще одна улыбка, даже легкий смешок:
- Скорее, в руках помнутся. - У нее и с логикой все в порядке. Вот мы сядем и тоже вам улыбку выдадим - мало не покажется. Сел. Выдал.
- Меня зовут Саша. Можно проще - Александр Анатольевич. Это разве смех? Это - сонатина Моцарта, вот что это такое.
- Очень приятно. Настя.
Не расслабляться, Стычкин. Между прочим, у Агаты Кристи это ангельское создание и оказалось бы в итоге главной злодейкой. Так что подозреваем всех - вот лозунг мой и солнца.
Что это почти у всех обувь такая заляпанная?
Внутренний компьютер мысленно отмотал, выдал картинку - перрон Павелецкого, весь в немотивированных лужах.
Работай, Стычкин, работай...

ПАВЕЛЕЦКИЙ ВОКЗАЛ

Некто из возродившегося племени народных дружинников заканчивал свой драматический рассказ:
- Я ему - не положено, мол, а он мне - подсечку. Подло так, сзади.
- А как он сзади тебя оказался? - резонно поинтересовался лейтенант дорожно-патрульной службы.
- Прыгнул! - нашелся дружинник. - Как угорь.
- Угорь не прыгает, - сообщил лейтенант. - Ну ладно, а что дальше?
- А дальше - пригляделся, смотрю, предмет какой-то подозрительный на заднем сиденье. Ну и решил. Поставить в курс, как говорится.
Они стояли возле "Лады" Стычкина.
Лейтенант поднес к губам рацию:
- Вить, номерочек мне пробей, пожалуйста.
И он продиктовал цифры и буквы с номерного знака "Лады".

АЭРОПОРТ "ДОМОДЕДОВО"

- Повторяю. Граждане пассажиры, аэропорт по техническим причинам закрывается, все рейсы откладываются, просим внимательно выслушать следующую информацию и соблюдать порядок при эвакуации из здания аэропорта. Для пассажиров рейсов, вылетающих до восемнадцати часов, подготовлены автобусы... Для пассажиров последующих рейсов подготовлены автобусы... Автовладельцев машин, припаркованных на стоянке аэропорта, просим... Родителей с детьми до двенадцати лет просим... Технических сотрудников аэропорта просим... Повторяю...
И так далее.
Да, транспорт для эвакуации был подготовлен: с внешней стороны - для пассажиров, с внутренней - для сотрудников; маршруты были определены, шлагбаумы на контрольных пунктах подняты; движение в сторону аэропорта перекрыто; люди для разъяснительной работы с повязками на рукавах расставлены по точкам - все вроде было сделано вовремя и правильно. Казалось бы, было учтено все, что можно было учесть.
Кроме человеческого фактора. Который, впрочем, чаще всего очень трудно, а то и вовсе невозможно подвергнуть какому бы то ни было учету.
Люди в таких случаях становятся заложниками рефлексов. Действовать они начинают немедленно, а думают уже потом, задним числом, когда зачастую думать уже поздно и незачем. Они бегут туда, куда бегут все. Если встречный поток им кажется более надежным, они так же бездумно присоединяются к нему. Они не способны услышать никаких советов и рекомендаций, для этого надо остановиться, но этого делать нельзя, спасение в беге, поэтому всякий, кто хочет их остановить, - враг, прочь с дороги, мы бежим, потому что надо делать то, что делают все, не могут же все, абсолютно все, быть дураками.
В аэропорту "Домодедово" и вокруг него началась паника.
(Продолжение следует)